Политолог Екатерина Шульман рассказала о «черной кассе» президента Путина

Шульман Екатерина Михайловна — российский политолог, специалист по проблемам законотворчества. Кандидат политических наук, доцент. Колумнист газеты «Ведомости». Екатерина часто является приглашенным экспертом в различных радиопередачах, где она рассказывает про политику разных стран мира с научной тачки зрения. По мнению NoNews, является лучшим (а может и единственным дееспособным) политологом на всем пространстве СНГ на сегодняшний день.

Гражданство: Россия
Дата и место рождения: 19 августа 1978 года, город Тула, Россия
Образование и ученая степень: окончила Российская академия государственной службы при президенте РФ; кандидат политических наук, доцент

Семья и дети:

• Муж: Михаил Шульман (1966) — уроженец Архангельска, живет в Москве, окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Специалист по творчеству В.В. Набокова;
• Дочь: Ольга Шульман (2008) — учится в московской школе;
• Сын: Юрий Шульман (2012);

Карьера:

• 1992 год — поступила в школу-лицей №73 в г. Тула;
• 1995 год — окончила лицей с отличием и поступила в Колледж Джорджа Брауна в Торонто, где закончила академический курс английского языка;
• 1996 год — окончила Колледж Джорджа Брауна и вернулась в родной город, устроившись на работу в Управление общей политики города Тулы;
• 1999 год — из Тулы перевелась на работу в Москву на должности помощника депутата Госдумы и эксперта Аналитического управления Центрального аппарата Госдумы;
• 2001 год — поступила учиться в Российской академии государственной службы при Президенте РФ, где начала изучать политологию и политическое управление;
• 2006 год — уволилась с работы в Государственной Думе ФС РФ;
• 2007 год — вышла замуж за Михаила Шульмана;
• 2007-2011 гг. - директор по исследованию законодательства консалтинговой компании PBN Company (сейчас - PBN Hill+Knowlton Strategies);
• 2011-2012 годы — работает в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХГиС);
• 2013 год — под научным руководством доктора политических наук, профессора Е. Г. Морозовой, защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата политических наук по теме «Политические условия и факторы трансформации законотворческого процесса в современной России» (специальность 23.00.02 - политические институты, процессы и технологии);
• с 2013 года - колумнист газеты «Ведомости»; также начинает вести свои колонки в изданиях Грани.ру и colta.ru;
• с 2014 года — доцент кафедры государственного управления Института общественных наук РАНХиГС при Президенте РФ;
• 2015 год — номинирована на премию «Политпросвет» за свои публикации в газете «Ведомости» и на сайте colta.ru.

Самое интересное:

Цитаты:

Цитаты Шульман

«Власть «продает» угрозы, чтобы потом продать себя как спасителя от этих угроз. Это то, что можно назвать «минус–услуга»: то есть я не оказываю вам услугу, а спасаю от условного большего зла. При этом, может, этого большего зла и не было в перспективе.»

«Лицемерие лучше цинизма. Цинизм — это шаг в варворство. Лучше делать вид и говорить неправду, чем говорить правду. То, чем вы притворяетесь, вы через некоторое время становитесь.» — про фальсификации выборов в России.»

«Социальная активность в современном мире — это гарантия вашей персональной безопасности. Это не стопроцентная гарантия, но другой у нас нет».

«Поверьте мне как политологу, еще не было ни одного случая в человеческой истории, чтобы революцию в какой бы то ни было стране была организована снаружи. Это невозможно. Какие бы деньги на это не выделялись, сколько бы разговоров не было, это — невозможно».

«Люди, живущие в тяжелых экономических условиях, занимаются поиском еды, а не политической активностью»

«Демократия – это не для того, чтобы быть похожими на Америку, демократия – это для того, чтобы не перерезать друг друга, это способ мирного сосуществования в большой, сложной стране, которая переживает не самые лучшие времена и в которой не очень богатые и не очень довольные люди живут. Вот, если у них нет мирных методов выражения своего недовольства, у них будут немирные методы.»

«Снимут ли сейчас премьер-министер России в связи с тяжелой экономической ситуацией? Не знаю, я не люблю кадровых прогнозов. Это низший сорт политологии, это такая сплетня, а не наука. Ей занимаются лжеполитологи. Хотя, если вам интересно — то я думаю, что не снимут.»

«То, что курс российского рубля полностью зависит от цены на нефть — это, конечно, стыд, позор и безобразие. Наша национальная валюта звисит от фактора, который не в нашей власти. Это как если бы количество денег у вас в кармане зависило от человека, который живет где-то заморем и вообще про вас не подозревает. У него там что-то зачесалось — вы просыпаетесь, а у вас нет денег.»

«Чиновники боятся западных санкций и предпочитают вредить не иностранцам, а россиянам»

Примечания:

• в 2012 году после скандальной историей с ЖКХ избили ее мужа;
• Екатерина Шульман проживает в Москве, по адресу Рождественский бульвар 10/7;
• Ввела в оборот ироническое выражение «обратный карго-культ» общий смысл которого заключается в том, что западные политические институты являются такой же имитацией, как отечественные, будучи лишь лучше замаскированы;
• Шульман одна из первых заявила о том, что в России установился «гибридный режим», одновременно обладающий признаками, как авторитаризма, так и демократии.

Библиография:

• Е. Шульман. Законотворчество как политический процесс (2014, «Московская школа гражданского просвещения»);
• Е. Шульман. Практическая политология: пособие по контакту с реальностью (2015, Сборник статей).

Диссертации:

• Шульман Е. М. Политические условия и факторы трансформации законотворческого процесса в современной России / диссертация … кандидата политических наук: 23.00.02. - М .: Рос. акад. нар. хоз-ва и гос. службы при Президенте РФ, 2013. - 172 с. (автореферат)

Статьи:

• Шульман Е. М. К вопросу об эволюции политических условий законотворческого процесса в российском парламентаризме последних десяти лет // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. - Тула: ТулГУ, 2011. - Вып. 1. - № 3.
• Шульман Е. М. Законотворческий процесс в ракурсе политологического анализа // Государственный университет управления. Вестник университета. - М .: ГУУ, 2011. - № 11.
• Шульман Е. М. Законопроектная работа в Государственной Думе РФ на современном этапе: процесс внутри процедуры // Государство, власть, управление и право: история и современность: Материалы всероссийской научно-практической конференции. - М .: ГУУ, 2010.
• Шульман Е. М. Законодательная поддержка политических изменений: современные методы политологического анализа российской законотворческой практики // Политическая модернизация в XXI веке: мировой опыт и российская практика: Материалы международной научной конференции. РАГС, 3 декабря 2010 г / Отв. ред.А. С. Фалина. - М .: РАГС.
• Шульман Е. М. Возможности неоинституционализма и теории общественного выбора в политическом анализе российской законотворческой практики // Вестник Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации: электронное научное издание. - М .: РАГС, 2011.
• Шульман Е. М. Теория «рационализированного парламентаризма» и её российские интерпретации // Государство, власть, управление и право: история и современность: Материалы всероссийской научно-практической конференции. - М .: ГУУ, 2011.
• Шульман Е. М. Законотворческая эффективность: грани понятия // Государство, власть, управление и право. История и современность: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - М .: ГУУ, 2012.
• Шульман Е. М., Шульман М. Ю. Светокопии и оригиналы: право собственности как иллюзия // Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство? Сборник статей / Под ред. И. М. Каспэ. - М .: Новое литературное обозрение, 2013.

Сергей Медведев: Прав ли был Маркс, когда говорил, что базис, экономические основы общества, производительные силы и производственные отношения рано или поздно меняют надстройку? Глядя на современное российское общество, начинаешь в этом сомневаться. Общество в большой своей части уже находится в новом технологическом укладе, в сетевом обществе, стоит на пороге четвертой промышленной революции , а политические отношения – в совершенно архаичном состоянии и, кажется, еще больше откатываются назад. Так ли это? Эту тему мы обсудим с политологом Екатериной Шульман . Это один из немногих экспертов, которого я могу с гордостью назвать политологом, потому что в целом это название себя дискредитировало.

Недавно в лектории "Прямая речь" у вас была очень интересная лекция под названием "Будущее семьи, частной собственности и государства – переиначивая Энгельса" – вот откуда взялась эта марксистская тема в начале.

Энгельса я люблю больше, чем Маркса: он, по крайней мере, жил за свои деньги. Сама эта статья – "Происхождение семьи, частной собственности и государства" – всегда казалась мне очень внятным изложением того, что происходило с человечеством на его заре. Что касается базиса и надстройки, конечно, вульгаризированный марксизм, оставшийся в мозгах советских людей, которым все это преподавали в средней и высшей школе, – это одно из самых больших зол наших дней.

Тезис о базисе и надстройке понимается в том смысле, что деньги определяют все, что главное экономика, а все остальное на ней надстраивается

Мы сейчас не будем углубляться в претензии Марксу как таковому, но именно к этой его версии (советской, оставшейся в головах у людей) много претензий, потому что оттуда восприняты какие-то совсем линейные вещи в духе вульгарного материализма. Тезис о базисе и надстройке понимается в том смысле, что деньги определяют все, что главное экономика, а все остальное на ней надстраивается. Причем экономика понимается не как система отношений, каковой она является, а примитивно, сугубо как деньги. Понятие о капитализме тоже заимствовано из каких-то обрывочных цитат из классиков марксизма-ленинизма, типа "нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал за 300% прибыли". В головах бывших комсомольцев все эти идеи, к сожалению, цветут пышным цветом и дают совершенно не тот плод, какого хотелось бы.

Сергей Медведев: Меня интересует, как в связи с экономическими изменениями будет меняться структура государства, структура государственного суверенитета, которая с нами лет 350-400, если считать с Вестфальского мира ?

Мы воспринимаем как данность и единственную возможную реальность то, что сформировалось в конкретных исторических условиях, а другие конкретные исторические условия могут сформировать совершенно другую реальность. Мы с вами принимаем за единицу мироустройства централизованное национальное государство.

Я хочу напомнить, что так было не всегда. Нынешние национальные государства, наследники абсолютистских монархий Европы, которые в свое время выиграли историческое соревнование, победили в исторической конкуренции и показали более высокие результаты, чем разнообразные альтернативные модели, – вот они, собственно говоря, и унаследовали землю.

Наши понятия о том, что большое – это эффективное, что централизация – это скорее хорошо, чем плохо, что долгосрочное планирование – это тоже здорово и правильно, государство образуется нациями, нация есть политическая единица, – я не говорю, что все это ошибочные иллюзии или суеверия, это просто определенный исторический этап.

Возможно, мы постепенно переходим в другой исторический этап

Возможно, мы постепенно переходим в другой исторический этап. Это может происходить силами двух процессов: во-первых, глобализации, которая эту единицу (национальное государство) делает во многом устаревшей по ряду параметров. Более высокая мобильность – как людская, так и мобильность информации и товаров, собственно говоря, может сделать излишним, слишком дорогим и неэффективным по сравнению с возможностями новой мобильности все то, что является скорлупкой национального государства: границы, налоговую систему, финансовую систему, национальные валюты, национальные системы законодательства.

Часть этого процесса – и то, что у нас называется информационным обществом, и вот этой загадочной постресурсной экономикой, которую нам должна принести четвертая промышленная революция. Это все пока еще довольно туманные вещи. Они кажутся такими туманными, потому что люди, занимающиеся науками об обществе, не очень хорошо понимают, какова эта новая информационная и экономическая реальность, а люди, занимающиеся информационными технологиями, во-первых, не умеют понятным образом объяснять, что это такое, а во-вторых, не мыслят категориями, которыми мыслят общественные науки. Они могут рассказать про свой биткоин, про свой блокчейн , но они не понимают, что это значит для социума, для политической системы, для баланса власти. А тем, кто понимает в этом, трудно вникнуть в то, что такое интернет вещей , чем он отличается от интернета овощей, почему именно это должно радикально менять мир. Поэтому мы, как положено в разных отраслях знания, ощупываем слона каждый со своего конца.

Тем не менее из того, что сейчас видно, вырисовывается некая картина. Хочу заранее предупредить, что вырисовывающаяся картина кажется максимально противоположной тому актуальному новостному фону, в котором мы изо дня в день живем. Этому тоже есть вполне марксистское объяснение. Как говорил Маркс, если общество задается вопросом, значит, ответ на него уже найден. Если какая-то политическая форма особенно активно себя проявляет, то очень может быть, что она проявляет себя потому, что является уходящей.

Может показаться, что сейчас самый актуальный вопрос в мировой политике – это вопрос суверенитета

Вот эти проблемы прошлого века, вчерашние проблемы вспыхивают особо ярким пламенем. Может показаться, что сейчас самый актуальный вопрос в мировой политике – это вопрос суверенитета. Это новая религия всех новых правых в Европе, это во многом и религия Трампа.

Сергей Медведев: Может быть, это реакция на глобализацию, на блокчейн, на четвертую промышленную революцию, на безработицу "белых воротничков"? Идет новая волна суверенитетов, во главе которой на белом коне – товарищ Путин, говорящий, что надо давать клятву.

Или товарищ Трамп. Это еще надо посмотреть, у кого конь белее. Да, я считаю, что это естественная реакция. Более того, я всем предлагаю порадоваться тому, что в нашу эпоху на таком крутом вираже исторических перемен эта реакция имеет такую форму, то есть кто-то где-то выиграл на выборах – не один, а другой кандидат.

Мы называем это шоком, потрясением, революцией, опасностью для либеральной демократии, а на самом деле это все детские сказки по сравнению с тем, что происходило в предыдущих промышленных революциях, на предыдущих исторических этапах. Такого рода изменения обычно сопровождаются массовым кровопролитием, мировыми войнами, очень серьезными насильственными изменениями внутри социумов, стран. В прошлые разы все это прошло гораздо менее мирно. Слава богу, что сейчас это все на уровне какой-то политической болтовни. Но если это действительно реакция, если мы, общественные науки, правы в своих наблюдениях, то это уходящая волна, которой надо дать себя проявить, потому что люди имеют право быть недовольными темпом перемен: их образ жизни и уклад действительно находятся под угрозой, и они имеют право на то, чтобы проявлять свой протест таким образом, выбирая тех лидеров и те партии, которые, как им кажется, помогут оттянуть часовую стрелку назад.

При этом мы помним про себя, что это в принципе невозможно, то есть, видимо, нельзя как-то радикально изменить ход истории. Даже я сомневаюсь, что возможно его замедлить. Но можно как-то смягчить резкость этого поворота. Может быть, оно и к лучшему, может быть, потом, оглядываясь назад, мы скажем, что роль новых консерваторов и каких-нибудь сторонников Брекзита в Великобритании была скорее позитивной, чем негативной. То есть мы можем их рассматривать не как людей, которые цепляются за колеса поезда прогресса и не дают ему ехать: может быть, они, слегка затормозив время, действительно сделали этот вираж не таким головокружительным и не таким болезненным для вестибулярного аппарата народов.

Сейчас левый и правый популизм – как лихорадка при прививке

Сергей Медведев: Сейчас левый и правый популизм – как лихорадка при прививке.

Можно сказать и так. Честно говоря, я пока не вижу от них большого и радикального вреда, я не особенно сочувствую этому тотальному ужасанию, поскольку не вижу, чему именно ужасаться. Если мы считаем, что суверенитет национальных государств будет растворяться в крепкой кислоте глобализации (что, собственно говоря, уже и происходит, и реакция объясняется именно тем, что это происходит), то возможно, что организационные формы общемирового порядка будут, как сейчас часто говорят, разделяться на два уровня. На верхнем уровне будет система межгосударственных союзов типа Евросоюза, новая империя Габсбургов, как говорят конспирологи, типа тех тихоокеанских партнерств, которые заводил Обама, из которых сейчас выходит его преемник.

Тем не менее все равно китайский ШОС, наш Евразийский союз, такого рода межгосударственные объединения – это же не Антанта, не договор о сердечной дружбе, это, прежде всего, экономические союзы. Их смысл – упрощение торгового оборота, усиление той самой мобильности, которая и растворяет скорлупки национальных государств, выедает из них кальций, делавший их крепкими.

Второй этаж – это уровень городов и городских агломераций. Это очень популярная сейчас тема в общественных науках. Я не буду утверждать, что я все про это понимаю, но смысл следующий: процессы урбанизации продолжаются, то есть трудовые, финансовые, экономические ресурсы действительно концентрируются в городах и на территориях, которые обслуживают город.

Сергей Медведев: Историк во мне говорит, что когда-то мы это уже проходили: в период позднего средневековья, когда были большие независимые города, и в то же время существовала священная Римская империя, то есть это догосударственный период, большие города и большие транснациональные торговые союзы.

Христианский мир или большая Золотая Орда – это тоже не было единое государство в нашем понимании

Христианский мир или большая Золотая Орда – это тоже не было единое государство в нашем понимании. Была знаменитая фраза, что в империи Чингисхана девушка с золотым блюдом на голове могла пройти от Пекина чуть ли не до Бухареста, и никто ее не трогал. Смысл тоже был в том, чтобы обеспечить безопасное пространство для перемещения людей и товаров. Все, в конечном счете, сводится к этому. Вообще, очень забавно, какое количество черт уже наступившего и наступающего нового времени, нашего с вами будущего повторяют на новом техническом уровне практики высокого средневековья. Это поразительно! Хочешь узнать, что будет, – посмотри на то, что было до XVII века.

Сергей Медведев: Сорокин об этом и пишет в "Теллурии" .

Это, конечно, богатый материал для антиутопий, потому что для нас средневековье – это фильм Германа "Трудно быть Богом". Давайте не зацикливаться на деталях, у нас уже есть антибиотики, водопровод и канализация, поэтому совсем туда мы не скатимся.

Мы воспринимаем период абсолютизма как период наступления прогресса. А по ряду параметров относительно той же самой свободы перемещения, относительно возможности для человека убежать от своего суверена и жить своей жизнью, может быть, это как раз был шаг назад, в закрепощение. Между прочим, этот период принес всему миру крепостное право на новом уровне, когда вилланов и сервов уже давным-давно позабыли, люди были свободными, и вдруг опять пришло большое государство и рекрутировало всех в большую армию, на большие производства и на принудительный крестьянский труд. Так что не будем абсолютизировать просвещенный абсолютизм: было в нем свое хорошее, было в нем и свое плохое.

Мы воспринимаем период абсолютизма как период наступления прогресса

Действительно, практики высокого средневековья (начиная от цеховых объединений, которые суть саморегулируемые организации), культ ручного труда, новый культ семьи, новая роль связей, атомизация ХХ века сменяются связанностью всех со всеми, только вместо родной деревни и посада, который был у средневекового человека, у нас есть родная социальная сеть, родной "Фейсбук" или родные "Одноклассники". Здесь какая-то другая роль религии, может быть, объясняющаяся тем, что у людей появилось больше свободного времени, и они стали задумываться о своей духовной жизни.

Что еще принесла позапрошлая промышленная революция в централизованные государства – люди стали гораздо больше работать. Позднесредневековый человек, если он не был крестьянином, то не ходил на работу к девяти утра, его жизнь была гораздо более вольной, с нашей точки зрения.

Сергей Медведев: Маркс тоже пишет об этом: они работали столько, сколько им было необходимо для натурального воспроизводства и небольшого натурального обмена.

Вот вам жизнь гражданина с гарантированным гражданским доходом.

Сергей Медведев: Встает еще один вопрос: что будет с демократией в эпоху гарантированного минимального дохода? Люди перестают быть налогоплательщиками: ты не работаешь, а государство дает тебе денежку.

А налоги будут платить роботизированные производства, создающие, в свою очередь, другие роботизированные производства.

Сергей Медведев: Налог, видимо, будет только с потребления.

Сейчас пока надеются на то, что налоги будут платить владельцы этих автоматизированных производств, которые уже будут продуцировать сами себя, они будут основными объектами налогообложения. Это вопрос уже напрямую к политической науке: каким будет политическое поведение, какой будет репрезентативная демократия, не возникнет ли внезапно новый социализм, состоящий из этого государства, кормящего бесконечные орды вечных пенсионеров.

В нефтяные годы Россия была социумом псевдозанятости

Мы, Российская Федерация, может быть, немножко показали миру, на что это похоже, потому что в нефтяные годы мы были социумом псевдозанятости. Во многом мы остаемся им и сейчас, потому что за эти годы государство раскормило огромный класс бюджетников – не учителей и врачей, а госслужащих, чиновников, сотрудников контролирующих и проверяющих организаций, бесконечные толпы силовиков. Мы превосходим все страны мира с очень большим перехлестом: в два раза больше, чем в Германии, на треть больше, чем в Китае (в процентном соотношении). Соответственно, у нас огромная армия этих людей, которые ничего не производят, чья деятельность носит условный характер, они типа "берегут нашу безопасность".

Опять же, к вопросу о высоком средневековье… Помните, у Рабле в "Гаргантюа и Пантагрюэле" есть рассуждение о том, что солдат воюет, купец торгует, крестьянин пашет, а монах что делает? А он молится за наши грехи. Вот правоохранитель охраняет, стережет нашу безопасность, молится за наши грехи нарушения безопасности, а мы все за это его кормим. Такая не очень веселая социально-политическая картина с соответствующим политическим поведением, очень хорошо нам знакомым, поскольку понятно, как эти люди голосуют: либо они не голосуют вообще и не протестуют против того, чтобы их голоса присваивались, либо они голосуют за ту власть, которая является их содержателем.

Сергей Медведев: Меня очень интересует этот зазор: каким образом нынешняя российская неоархаизация, неудавшийся транзит, видимо, частично не удавшаяся или целиком не удавшаяся модернизация сочетаются с глобальным модернизационным переходом к четвертой промышленной революции, к обществу сплошной безработицы, обществу роботов, гарантированного минимального дохода, нулевого кредита, блокчейна, биткоина, всех этих инноваций, о которых мы здесь говорим? Каким образом нынешний путинский режим сочетается со всем этим? Или это как-то умещается только в голове Германа Оскаровича Грефа?

Герман Оскарович Греф – один из немногих высокопоставленных людей, который говорит о будущем публично, и за это ему надо сказать спасибо. То, что он говорит, не всегда можно понять, но, по крайней мере, нельзя не приветствовать саму устремленность мысли вперед. Ведь то, что называется футурофобией, боязнью будущего – это очень распространенная у нас болезнь, и чем выше по иерархической пирамиде, тем она распространенней.

В России ценности безопасности и сохранения радикально превалируют над ценностями прогресса и развития

У нас вообще ценности безопасности и сохранения радикально превалируют над ценностями прогресса и развития. В этом едины и власти, и граждане: все боятся будущего, все рассматривают его в терминах угроз и вызовов. Посмотрите по контекстному слову "будущее", какие слова вы увидите рядом: "угрозы" и "вызовы", а не "возможности", "шансы" или "улучшение", которые принесет нам завтрашний день. У нас может быть только возвращение во вчера и позавчера, а в завтрашнем дне одни сплошные угрозы выскакивают на нас из-под кровати. Соответственно, то, что вы называете архаизацией, есть попытка следовать этим ценностям сбережения, безопасности и сохранения.

Сергей Медведев: Согласно всемирному обзору ценностей, который делают Инглхарт и Норрис, Россия всегда находится в спектре, где ценности выживания гораздо выше ценностей самовыражения.

Совершенно верно, это одна из наших базовых бед, потому что с этим сочетается крайне низкий уровень доверия. С уровнем доверия в последние годы становится чуть-чуть получше силой социальных сетей и тех связей, которые они дают. Это сразу чрезвычайно увеличивает оптимистические настроения, так сильно, что даже экономическая деградация не может перебить тот эффект эйфории, которую чувствует человек, который вдруг обнаруживает себя не в одиночестве, а связанным с другими людьми. Все-таки это базовая человеческая потребность. Депривация в этом смысле приводит ко всему на свете, от суицида до наркомании. Любое улучшение в этой сфере сразу дает вам плюс сто в карму, как нынче говорят, плюс сто к вашему социальному самочувствию и даже к вашему политическому оптимизму. Поэтому все так подсаживаются на совместную деятельность.

Сергей Медведев: Как же Россия со своей футурофобией вписывается в этот глобальный расклад?

У нас может быть только возвращение во вчера и позавчера, а в завтрашнем дне одни сплошные угрозы выскакивают на нас из-под кровати

Будь ты футурофоб или футурофил, все равно время для тебя течет точно так же, как для всех остальных. Невозможно закопаться в ямку и сказать: ой, знаете, для меня послезавтра не наступит, пусть всегда будет вчера, всегда пять часов и время пить чай, как в "Алисе в Стране чудес". Но даже там, как вы помните, они пересаживались вокруг стола, чтобы каждый раз иметь чистую посуду. На вопрос Алисы: "Что же вы будете делать, когда сделаете полный круг?" – Мартовский заяц нервозно говорит: "Давайте поговорим на другие темы".

Люди, которые хотят остановить время, очень нервозно относятся к вопросу: что же вы будете делать, когда перемажете всю посуду и съедите все ваши ресурсы? Наш Минфин, совершенно как Мартовский заяц, очень не любит, когда ему задают этот вопрос: "А когда вы проедите фонд, что будет дальше?" – "Давайте поговорим о чем-нибудь другом". А там, может быть, случится что-то невероятное, и проблема рассосется сама собой.

Будущее наступает для всех. Более того, поскольку то будущее, о котором мы с вами говорим, имеет своим базисом глобализацию, то я думаю, что новое явление этого нового века, которое человечество еще не очень видело, состоит в том, что возможно отставание, но невозможна изоляция. Все предыдущие века отстающие страны, неэффективные куски земли были изолированы, то есть я сижу у себя со своим частоколом, я ни к кому не хожу, и ко мне никто не ходит. Я сам себе выращиваю свою брюкву, ем ее, хорошо торгую с соседями пенькой и соболиными шкурками, но не глобализируюсь. В чем было преимущество этого образа жизни? В том, что ты, может быть, живешь хуже, чем сосед, но ты об этом не знаешь. Ты считаешь, что там живут люди с песьими головами, какие-то нехристи, и у нас тут все правильно и хорошо, по староотеческим заветам, а у них там неизвестно что.

Сейчас изоляция невозможна, мир прозрачен, все видят всех, не только путем физического перемещения, но и путем обмена информацией. Причем мы очень близко видим, как живут другие люди. При этом отставание вполне возможно. Одни территории богаче, другие беднее, одни дальше убежали по пути технического прогресса, другие совсем не убежали, но при этом все видят всех. Конечно, это взрывает мозг.

Сейчас изоляция невозможна, мир прозрачен, все видят всех

Я думаю, это одна из пружин, один из двигательных механизмов, в том числе, и мировой террористической активности. Когда молодые люди отсталых территорий (выразимся обобщенно) видят, что другие молодые люди живут совершенно иначе, и при этом они верят в неправильного бога, неправильно себя ведут, не так одеваются, а живут лучше, – это очень многим абсолютно ломает голову. Единственный вариант, который представляется – это "давайте взорвем их к чертовой матери, взорвем этот неправильный мир, потому что он сидит у меня на носу, я не могу никуда от него спрятаться. Я не то что сижу себе тихо в медресе и молюсь – он вокруг меня, этот мир неправильности, поэтому давайте его уничтожим".

Это, с некоторыми поправками, и картинка взаимоотношений России и обобщенного западного мира: мы тоже все это видим, но это неправильное, нехорошее, поэтому давайте огородимся… Огородиться невозможно. Давайте внушать себе, что у нас лучше, но это тоже трудно. Это очень дискомфортная новая ситуация.

Сергей Медведев: Но при этом путинский режим, как мне кажется, очень неплохо встроился в информационный мир. Уровень цифровой культуры, цифровизации отношений в Москве, я считаю, один из самых высоких в мире. Можно прекрасно обойтись без денег, без кредитки, скоро будем везде платить мобильными. Путинский режим научился очень ловко манипулировать интернетом. У многих из нас были оптимистические иллюзии (у меня лично были лет 10-15 назад), что наконец-то интернет победит телевизор, принесет нам свободу, но он ничего не принес.

В чем выражаются эти успехи режима?

Сергей Медведев: По крайней мере, он создал иллюзию глобальных российских хакеров, которых сейчас ищут под каждой кроватью.

Мы извлекаем из этого какую-нибудь пользу? Я очень часто слышу, в том числе и участвуя во всяких международных конференциях, про выдающиеся успехи российской внешней политики, российской внешнеполитической пропаганды. А когда пытаешься пощупать, в чем успех, говорят: "А вот, знаете, на обложке журнала была картинка с Путиным"…

Сергей Медведев: Внутри, в соцсетях, в конце концов.

Человечество постепенно движется по пути меньшего насилия и большего благополучия

О нас много говорят, причем говорят какие-то гадости. Что нам за профит от всего этого? Информационное общество таково, что тут очень многое состоит из разговоров. А когда пытаешься пощупать, эта пена уходит между пальцами. Я не знаю, в чем для нас выгода этой репутации русских хакеров. Нам что, дают за это дешевые кредиты, больше покупают наши товары?

Сергей Медведев: С этим соглашусь. По крайней мере, с точки зрения режима, видимо, это все микроуспехи. Но даже с точки зрения потребителя информации, люди, верящие в распятого мальчика в Славянске, – как они верили из телевизора, так они верят и в интернете. В испанского диспетчера, который не знает, что сбили "Боинг"…

Влияет ли это на их политическое поведение? Мы видим, как люди, которые посмотрели в YouTube фильм про Димона, взяли, да и вышли на митинг, а люди, которые смотрят Дмитрия Киселева, никуда не ходят, если только им не поручают прийти из ЖЭКа или по месту работы.

Сергей Медведев: В этом отношении вы остаетесь технооптимистом?

Сергей Медведев: Вы вообще оптимист – это всем известно.

Технический прогресс принес нам максимальное приближение к избавлению от проблемы голода, которого когда-либо достигало человечество

Я не знаю, в чем мой оптимизм. Но я считаю, что человечество постепенно движется по пути меньшего насилия и большего благополучия – не видеть этого нельзя. Мы живем в годину мира и процветания, если по большому счету. Все-таки никогда не было так мало войн, никогда в этих войнах не было так мало жертв. Это звучит ужасно безнравственно, ведь, смотрите, там воюют и там воюют, в Сирии кого-то поубивали, но человечество всегда воевало гораздо больше, нежели сейчас. И технический прогресс принес нам максимальное приближение к избавлению от проблемы голода, которого когда-либо достигало человечество. В этом смысле у нас есть поводы для оптимизма. Информационное общество увеличивает уровень счастья, потому что связывает людей между собой, а люди хотят быть связанными между собой.

Это очень общие вещи. Если вам конкретно вместо счастья в интернете достаются троллинг и травля, то у вас не будет повышаться уровень счастья, вас это может довести до самоубийства. Лично вы можете потерять работу от технического прогресса, а вовсе не приобрести ее. Тем не менее в целом нельзя не приветствовать движение человечества по пути прогресса.

Сергей Медведев: Процитирую то, что уже сказала Екатерина: возможно отставание одной страны, но невозможна ее изоляция. Я думаю, сейчас мы в этом убеждаемся более, чем когда-либо.

20/09/2017

Екатерина Шульман на основе данных проекта бюджета на следующих год, который публикуется в открытом доступе, делится соображениями о том, куда уходят средства налогоплательщиков.

Ольга Орлова: Политология как раздел философии, основанная Аристотелем в Античности, и политология как рефлексия актуальных событий - какая между ними связь? И чем настоящий ученый-политолог отличается от обычного политического спекулянта? Об этом по гамбургскому счету мы решили спросить доцента кафедры госуправления Института общественных наук РАНХиГС Екатерину Шульман.

Здравствуйте, Екатерина. Спасибо, что пришли к нам в программу.

Екатерина Шульман: Здравствуйте. Спасибо, что пригласили.

Екатерина Шульман - родилась в 1978 году в Туле. В 1999 году окончила Российскую академию государственной службы при президенте Российской Федерации. С 1996 по 1999 год работала специалистом в Управлении общей политики Администрации города Тулы. С 1999 по 2006 год работала в Государственной Думе, занимала должности помощника депутата, сотрудника аппарата фракции, эксперта Аналитического управления центрального аппарата. С 2007 по 2011 год была директором по исследованию законодательства консалтинговой компании PBN Company.

В 2013-м защитила кандидатскую диссертацию по теме "Политические условия и факторы трансформации законотворческого процесса в современной России". С 2014 года - преподаватель РАНХиГС, доцент кафедры государственного управления. Автор книг "Законотворчество как политический процесс", "Практическая политология: пособие по контакту с реальностью". Автор публикаций в российских, немецких и американских научных журналах. Колумнист изданий "Ведомости", Republic, New Times. Ведет авторскую программу на радиостанции "Эхо Москвы", посвященную прошлому и настоящему политической науки.

О.О.: Знаете, Екатерина, у нас первый раз в студии политолог. И это не удивительно. У нас же научно-популярная передача?

Е.Ш.: Да.

О.О.: Наша задача, научных журналистов, - доносить до зрителя сложные научные знания. А политологи вообще легко обходятся без нас. Не это ли является некоторым распространенным ироничным отношением к науке политологии?

Я процитирую одну из ваших коллег. Мадина Шахбиева, сотрудник Института общественных наук ИНИОН: "Из всех наук о человеке и обществе самой лишней я считаю политологию. Один из редких случаев, когда теория расходится с практикой. Как наука она не дает знания, позволяющие сделать прогноз и остановить хотя бы один политический конфликт. Самое многое, что она может - это обсуждать постфактум".

Е.Ш.: Это действительно распространенное мнение, часто приходится его слышать. Все это довольно грустно, но в общем понятно, обусловлено объективными причинами.

Во-первых, все науки об обществе в нашей стране несут на себе тяжкую печать советской власти. Понятно, что именно в этой сфере изоляция советской науки от науки мировой была максимальной, никаких контактов быть не могло. Наука была тяжко идеологизирована и, в общем, занималась оправданием существующего порядка вещей. Поэтому довольно больше количество людей, которые после 91-го года стали называть себя политологами, были в "девичестве" марксистко-ленинскими философами.

О.О.: Идеологами.

Е.Ш.: Идеологами, партработниками.

О.О.: Пропагандистами.

Е.Ш.: Совершенно верно. Политагитаторами. И свои нравы, свои представления о прекрасном, свое целеполагание они перенесли в то, что они начали называть политической наукой. Это, конечно, все в высшей степени печально. Под этим есть еще более базовый спор "физиков" и "лириков". Представители точных наук вообще не любят представителей наук, как им кажется, менее точных, то есть тех, которые не основаны на расчетах. Поэтому можно услышать, что и филология не наука…

О.О.: История не наука.

Е.Ш.: "История не наука, потому что она дескриптивная". "Психология не наука, потому что это вообще треп один". Это все понятно. Хардкорные медики не любят психологов. Лингвисты, пользующиеся математическими моделями, не любят филологов.

О.О.: Не любят литературоведов.

Е.Ш.: Да, называя их литературоведами. "И это вообще неизвестно что, это для школы, "Что хотел сказать автор?", - разговоры на таком уровне. Понятно. Политологов не любит тоже много кто. Не любят, например, экономисты, которые говорят: "У нас-то расчеты, подсчеты и опять же модели, много-много цифр и красивые графики. А у вас что? А у вас какие-то сплетни и рассуждения о том, какой начальник что подумал".

О.О.: Вот. Давайте мы сейчас об этом подробнее поговорим. Есть обязательно такая тема в научной журналистике - это рассказать, как отличить… журналистам объяснить, как отличить настоящего сварщика от ненастоящего, настоящего ученого от лжеученого.

Е.Ш.: "Ученый здорового человека" и "ученый курильщика" - вот две картинки.

О.О.: Да. И есть целый ряд "народных примет", по которым ты объясняешь студентам: "Смотри, вот есть такие признаки, такие. У лжеученого - такие, такие, такие". И, как правило, мы в основном находимся в поле естественных наук, точных наук и, скажем, историков, лингвистов, гуманитариев. Но никогда я не слышала ни одного научного журналиста, который бы рассказывал о том, как отличить настоящего политолога от ненастоящего, от комментатора.

Е.Ш.: Давайте попробуем все-таки это понять.

О.О.: И давайте вы поделитесь этим сакральным знанием. Ряд "народных примет", по которым не только журналист, но и обычный зритель, слушатель, когда он включает радио или смотрит телевизор, чтобы у него вдруг что-то там щелкнуло - и он уже мог что-то понять, с кем он сейчас имеет дело.

Е.Ш.: Смотрите, ряд признаков можно указать. Все-таки вернусь к нашей большой проблеме с терминологией. По-английски есть political scientist и есть political analyst или commentator, или кто-то еще в этом роде, expert. У нас это все называется политологами. И огромное количество народу называют себя политологами, потому что они говорят публично о политике. И это, конечно, ученым очень обидно такое слышать. Хотелось бы какого-то терминологического разделения, но русский язык нам этого делать не позволяет.

Поэтому какой базовый водораздел хочется провести? Есть люди, занимающиеся наукой. Политическая наука - это наука, одна из наук об обществе, такая же, как социология, такая же, как антропология, как культурология. Экономика находится на стыке некотором, но тоже все это науки, изучающие общество и поведение людей в обществе.

Соответственно, для того чтобы называться политологом в этом смысле, необходимо иметь базовое образование и хорошо бы ученую степень. Но в нашей ситуации это тоже не может быть каким-то окончательным признаком, потому что много кто получает много какие дипломы, а кто-то их в переходе купил - и поди проверь. А уж с учеными степенями (с особенной грустью говорю) у нас, конечно, беда. Тем не менее, вот несколько базовых признаков, по которым можно отличить "политолога здорового человека" от "политолога курильщика".

Образование все-таки должно быть. Ученая степень - хорошо бы, чтобы была. При этом, например, если человек кандидат и доктор, то хорошо, если у него кандидатская и докторская как-то связаны между собой тематически, а не, например, тут он защищался, я не знаю, по партийности, а дальше он защищается по антиколониальной борьбе в Африке. Ну, как-то это подозрительно.

Хорошо, когда есть какая-то консеквентность, продленность. Хорошо, когда человек относится к некой большой научной институции - это, в общем, базово лучший признак, чем если он директор института имени себя. Потому что, как вы понимаете, у нас все нынче являются председателями фондов какой-нибудь глобализации и демократизации, или наоборот - скреп…

О.О.: Или "директор стратегического прогнозирования…", и дальше - чего-то, прогнозирования чего-то.

Е.Ш.: Да. Если человек работает в рамках большой структуры, такой как, например, Высшая школа экономики, то это хороший признак сам по себе. Если человек имеет публикации, в том числе публикации в западной научной прессе, - это тоже важно. Это вы не узнаете, пока вы не будете его гуглить и смотреть в "Википедии", вы не определите это на слух.

О.О.: Да, это скорее все-таки знание журналиста. То есть журналист может его "пробить", есть ли у него публикация.

Е.Ш.: Проверить.

О.О.: А зритель, скорее, конечно, этого делать не будет.

Е.Ш.: Зритель не будет этого делать. Журналист это сделать, мне кажется, обязан. Он может посмотреть и индекс цитируемости. Он может посмотреть и последние публикации. Он может посмотреть, где человек читает лекции, и читает ли он, потому что ученые стремятся, в общем, преподавать. Внутри люди знают все, кто чего стоит. Но человеку снаружи, даже если он научный журналист, довольно трудно докопаться до этой подлинной репутации.

О.О.: Смотрите, тут про репутацию. Не так давно Алексей Навальный заявил, что у нас вообще в стране всего три политолога, включая вас…

Е.Ш.: Четыре

Е.Ш.: Это как-то грустно мало. Те люди, которых он назвал… Опять же я не говорю сейчас о себе. Те остальные трое, которых он назвал, - в высшей степени достойные люди. Из перечисленных четырех двое работают в России - это Кынев и я. Голосов и Гельман находятся вне России. Ну, на самом деле не так уж плохо: стакан наполовину полон, наполовину пуст. Кынев пишет очень много, пишет книги выпускает большие статьи.

О.О.: Публицистика.

Е.Ш.: В том числе и публицистика. На самом деле все перечисленные люди выступают в прессе. Гельман не так сильно это любит, он вот такой академический человек, он много преподает. Голосов пишет, я пишу, Кынев пишет. Мы все даем интервью, мы даем комментарии по текущим вопросам.

То есть тут тоже сказать, что есть какие-то настоящие политологи, которые скрываются в земле египетской, в пещере, и там предаются аскезе и академизму - это неправда. Люди стремятся высказываться. Когда их спрашивают, они отвечают на вопросы. Ограничивается ли этими людьми весь круг достойных политологов в России? Нет конечно. Вообще, вопреки тому, что можно подумать, на уровне именно научном у нас происходит некоторое возрождение и ренессанс. Это абсолютно объективно обусловлено. Когда я вам скажу, вы поймете, почему это происходит.

Во-первых, не было бы счастья, да несчастье помогло. Кому война, а кому мать родна. За последние 5-6 лет рост интереса к России вызвал возрождение и усиление тех программ Russian studies, которые имеются в западных университетах.

О.О.: То есть мы так ярко выступили на международной арене, что про нас вспомнили и все нами заинтересовались?

Е.Ш.: Был всплеск интереса в 90-е годы. Потом был спад - из русских курсов, русских отделений поуходило некоторое количество студентов, а стали заниматься чем-то, что казалось тогда более перспективным: Латинской американской, например, или Юго-Восточной Азией, или Северной Африкой, Ближним Востоком. С начала 2010-х - и особенно, конечно, после 2011-2012 года - интерес вернулся.

Еще раз повторю, буквально: кому война, а кому мать родна. Любой добросовестный политолог будет заниматься компаративистикой. Он будет сравнивать политические режимы похожего типа, находящиеся в разных концах света.

Вот вам, кстати, признак, который почти никогда не обманывает: если человек проводит исторические аналогии и не проводит аналогий, так сказать, географических, то это с большой долей вероятности шарлатан. Если он говорит: "У нас тут все, как при Иване Грозном. Вот при Иване Грозном, знаете, была опричнина, а тут у нас сейчас, я не знаю, засилье силовиков". Или наоборот: "Как вот было, - не знаю, опять же, - при Иване Грозном: Запад нас обманывал. И сейчас он нас обманывает". Это типичные шарлатанские разговоры.

Если человек сравнивает, например, латиноамериканские политические режимы с нашим, восточноазиатские политические режимы с нашим, если он приводит примеры из недавней истории… Понимаете, наша политическая наука имеет дело, еще раз, с настоящим, ближайшим будущим и ближайшим прошлым, поэтому для нас на 300 лет назад уходить - это, в общем, терять фокус.

О.О.: А скажите, является ли тот факт, что перед нами политолог, который продвигает те или иные конспирологические теории, когда что-то пытаются объяснить с точки зрения заговора против России или заговора против еще каких-то стран, против режима и так далее, - является ли этот факт какой-то приметой для нас? То есть "политолог курильщика" и "политолог здорового человека" - как они относятся между собой к конспирологическим теориям, используют ли они это?

Е.Ш.: Вообще, "политолог курильщика" отличается пристрастием к простым объяснениям, он вообще стремится объяснить все. Хотите взбесить специалиста в любой сфере знаний? Скажите ему слово "просто". Вот человек говорит: "Да все просто! Это они просто нас ненавидят". Или: "Это просто у нас президент плохой, надо его прогнать. Когда будет хороший президент, все будет хорошо".

Простота - это признак убогого мышления. Ничего не просто. Наша наука изучает крайне сложные системы и крайне сложные процессы, как и любая наука об обществе. Человеческий мозг сложнее всего во Вселенной. А социум - это констелляция мозгов, вступающих во взаимодействие друг с другом. Ничего сложнее этого не бывает. Поэтому простые объяснения, простые сюжеты…

О.О.: А конспирологические объяснения, теории заговора - они всегда простые?

Е.Ш.: Что такое конспирология? Конспирология - это минус мышление, это отрицательная рациональность. С одной стороны, она обладает признаками рациональности. Научная картина мира из чего складывается? Мы берем бесконечное множество фактов, выделяем из них главные, откидываем то, что нам кажется второстепенным, и выстраиваем некую последовательность. Вот у нас есть научная картина мира, которая достаточно гармонична.

Конспирология вроде бы делает то же самое: она тоже берет какие-то факты (часть придумывает, но какие-то и берет), откидывает все остальное как незначимое и выстраивает из этого свой сюжет. Их сюжет, сюжет конспирологов - он всегда прост и линеен. В нем всегда есть дихотомия зла и добра, которые борются между собой.

Еще один признак "политолога курильщика" - это, конечно, раздача оценок. Если вам рассказывают, что вот это однозначно плохо, а вот это однозначно хорошо, если вообще говорящий как-то очень сильно уверен в том, что он вам сейчас выставил эти полюса, и сейчас он вам расскажет, как отличить добро от зла, - это не очень хороший признак.

Хороший признак - это человек, который говорит: "если я не ошибаюсь", "я вряд ли ошибусь, если скажу, что…", "наука не пришла к единому мнению", "мы не знаем", "это вне сферы моей компетенции". Это хорошие признаки. И даже такие слова-маркеры, как "чтобы не соврать", "если память меня не подводит". Очень плохой признак, когда человек говорит: "Сейчас я вам правду скажу". Или так: "Давайте честно, давайте прямо". Вот это значит, что сейчас вам будут врать. Это не только к политологии относится, а это вообще психологи нам говорят. И это те признаки, которые не обманывают.

О.О.: "Я вам даже врать не буду", - есть и такое выражение.

Е.Ш.: Хотя казалось бы, да? "Как бы я сейчас мог прекрасно наврать, но не буду". Вот "если честно" - берегитесь такого рода словоформ, они достаточно красноречивы.

Еще одно свойство конспирологии - то, что делает ее такой привлекательной и одновременно такой вредной - это то, что она снимает ответственность с человека. Конспирологическое мышление построено на разделении мира на демиургов и массу. Есть тайное правительство, есть тайная организация: спецслужбы, масоны, иллюминаты, Бильдербергский клуб, опять же Ротшильды и рептилоиды (куда без них?), евреи, чекисты, неважно. Они управляют. У них есть план, они этот план претворяют в жизнь.

От поклонников конспирологии мы часто слышим фразы, типа: "Не дайте себя использовать". А как не дать себя использовать? А ничего не делать. Конспирология снимает ответственность с человека за его жизнь и за окружающее его пространство. Конспирология обесценивает любую деятельность, потому что она либо бессмысленна, потому что есть могучие силы, против которых не попрешь, либо она встроена в план этих могучих сил, и что бы вы ни делали, как бы вы ни барахтались, вы способствуете реализации того сценария, который задумал рептилоид. То есть опять все бесполезно.

Таким образом, конспирологическая теория, давая вам это ложное чувство привычности и безопасности, она продуцирует в вас пассивность. Выученная беспомощность - это, к сожалению, психологический факт. И для граждан, переживших тоталитарный опыт и продолжающих переживать опыт авторитарный, это вполне себе реальность. Все знают, что такое выученная беспомощность, да? Когда собачку бьют током при любой попытке куда-нибудь попрыгать, а потом уже и забора нет, и прыгать можно, и ничто не удерживает ее в том месте, где ее бьют током…

О.О.: Но она не прыгает.

Е.Ш.: Она уже не прыгает. Это очень печально. Человек лучше собаки. Он в состоянии осмыслить свой опыт. Он в состоянии увидеть, что забора уже нет. Он в состоянии понять, в какой ситуации его прыжки, лай и кусание могут улучшить его жизнь. Но для этого ему нужно, конечно, выкинуть из головы представление о том, чтобы есть какие-то большие люди и есть какие-то малые люди. Нет ни карликов, ни великанов. Нет, вас в детстве обманули! Все люди приблизительно одного размера. Не все люди обладают равными ресурсами, но в пределах своей индивидуальной судьбы каждый человек может сделать много чего, особенно если он объединяется с другими людьми и действует совместно.

О.О.: Давайте возьмем несколько фактов из нашей актуальной политической повестки дня. И, может быть, вы попробуете показать, как комментарии настоящего политолога… "здорового политолога" и "политолога курильщика" выглядели бы в этом случае.

Повестка дня в научном сообществе - это диссертация с Мединским. Давайте подумаем. Владимира Мединского, министра культуры, его сначала экспертная комиссия ВАК решила, постановила все-таки лишить докторской степени, а теперь президиум ВАК оставил эту докторскую степень. Как это можно комментировать с двух точек зрения, если вы покажете?

Вторая вещь (сейчас сразу скажу) - это про Ксению Собчак, ее желание баллотироваться в президенты. Ее пока не зарегистрировали, но она уже хочет. Все-таки шанс такой есть.

Е.Ш.: Новости, которые просят прокомментировать, вообще хорошо разделяются все на три типа. Первое - это новость "дурак сказал глупость". "Дурак сказал глупость. Прокомментируйте, пожалуйста". А что тут комментировать? Непонятно. Второй тип новостей, по которым у тебя просят комментариев: "В связи со снижением доходов стало меньше денег. Прокомментируйте, пожалуйста". На это я обычно говорю: "Знаете, я не экономист". Ну и третье - новости погоды. "Выпавший снег оказался холодным. Каковы ваши комментарии?" Что тут комментировать - вообще на самом деле малопонятно.

При этом хочется, как товарищу Полыхаеву из "Золотого теленка", завести себе большую резиновую печать, даже три резиновые печати, на которых будут три универсальные комментария. Первое: "Это не имеет значения". Второе: "Не об этом надо думать". И третье: "Ничего такого не случится". Это ответ на комментарии, типа: "А правда, что… А вот как вы думаете, действительно ли скоро закроют все границы и у всех отберут паспорта?" Вот три: "Это не важно", "Думать надо не о том" и "Ничего этого не будет". Три универсальные комментария, которыми хочется ограничить все свои публичные появления.

Тем не менее, говоря о том, о чем говорите вы, смотрите. Каковы плохие признаки плохого комментатора? Он циклится на личностях. Он называет вам много фамилий. Он хвастается инсайдом. "Известно, что усиление группы Школова приводит к ослаблению группы Золотова", - и смотрит на вас загадочно. "Я точно знаю, что…".

Инсайд - некоторое проклятие нашей вообще политической среды. Сейчас меня очень радует, что оно размывается всеобщей информационной прозрачностью, Telegram-каналами, анонимными и псевдоанонимными, поскольку уже даже это не утечки, а уже это просто транспарентность, то есть все разговаривают со всеми и все рассказывают обо всем. И ценность этого инсайда очень сильно подвергается инфляции.

Третье - не просто ваш комментатор циклится на личностях, а он влезает в головы других людей и говорит: "Для нее это важно, потому что…", "Он хочет вот этого", "Наш президент вообще любит что-нибудь такое или не любит", "Вы же знаете, что он никогда что-нибудь…" или "Он всегда - да". То есть он вам рассказывает о каких-то психологических особенностях человека, которого он вообще знать не знает.

Что на самом деле, если в каком-то событии есть предмет для комментария, что может стать содержанием этого комментария? Не личности, а институты. Не новости, а процессы. Если вам говорят, рассказывая о каком-то явлении, о том же Мединском, говорят вам о том, почему у нас начальники стали все остепененными, как изменилась эта ситуация за последние годы и изменится ли она в ближайшее время, или не обязательно…

О.О.: Что означает то, что экспертный совет постановил лишить…

Е.Ш.: Что такое экспертный совет внутри ВАК, что такое президиум ВАК и как они соотносятся друг с другом. Вам должны рассказывать о какой-то институции: о ВАК, о научном сообществе, о Министерстве культуры, об экспертной комиссии, о президиуме, опять же в каких отношениях они между собой.

О.О.: О Министерстве науки и образования.

Е.Ш.: О Министерстве образования и науки. Вам должны дать хотя бы краткий какой-то исторический экскурс, только не уходящий опять же к Ивану Грозному, а в ближайшее прошлое. Вам должны привести какие-то другие примеры, как вот бывало: кого из начальников лишали степени, кто добровольно отказался. Были такие случаи? Были такие случаи. "Прокомментируйте, пожалуйста" - это не вопрос. Вам не нужно мое отношение. Вам не нужна моя эмоциональная оценка.

О.О.: "Мне нужно ваше знание".

Е.Ш.: Да, вам нужно мое знание. Поэтому вы спрашиваете: "А почему так? А что будет из этого? А ее зарегистрируют или нет? - если мы возвращаемся к Ксении Собчак. - Или не зарегистрируют? А вообще звезды шоу-бизнеса участвуют в выборах? И к чему это приводит? А это похоже на Трампа или это не похоже на Трампа?"

И дальше эксперт начинает вам долго и скучно говорить: "Нет, это не похоже на Трампа, потому что Трамп баллотировался в рамках двухпартийной системы, прошел праймериз в своей партии. А после этого уже их система выборов сводит двух кандидатов, не допуская никаких иных третьих и четвертых альтернатив. Соответственно, там совершенно другая динамика стекания голосов к этим двум фигурам. У нас нет ничего подобного, не бывает. Но тем не менее в странах с похожей избирательной системой медиафигуры тоже баллотируются с целью капитализировать свое имя, свой бренд как-то развить. Иногда они добиваются неожиданного успеха. Скажем, случай с Сильвио Берлускони - вот, казалось бы. Вот такое сходство, такое-то различие".

Компаративистика. Помним волшебное слово "компаративистика". Должно быть сравнение чего-то с чем-то. Вот это будет комментарий. Если вам говорят: "Да ну, это она просто, не знаю, пиарится", - и на этом все заканчивается, то это…

О.О.: "Она договорилась таким образом получить себе федеральный канал и вернуться в федеральный эфир".

Е.Ш.: Тоже версия. Вы знаете об этом? Вы присутствовали при этих договоренностях? Даже если это так, почему это важно? Те люди, которые будут наблюдать избирательную кампанию и, возможно, голосовать - им нет дела до того, кто получит какой федеральный канал. Зачем вы им это рассказываете? Расскажите им, каким образом они могут или не могут распорядиться своим голосом. Расскажите им, что такое, в принципе, бывало.

"Вот на прошлых выборах был Прохоров. Набрал он столько-то. Последствия это имело для него такие-то, для его избирателей - никаких. Поэтому логично предположить, что и тут последствия для кандидата будут такие-то и такие-то, если дело дойдет до регистрации и участия, что еще совершенно необязательно. А для избирателей - что они проголосовали, что не проголосовали - ничего не изменилось, потому что политическая повестка на следующие президентские сроки формируется иначе, а не по итогам избирательной кампании". Это будет некий сорт комментария.

Или другой сорт комментария: "Протестные настроения достаточно высоки. Раздражение и усталость от предсказуемых выборов, как показывают нам исследования, достигли некоего уровня, когда они могут вылиться в протестное голосование за эпатажного кандидата. Если эта цифра достигнет определенных порогов, таких-то и таких-то, то это будет некая реальность, с которой нельзя не считаться. Это окажет влияние на последующее поведение власти после выборов". Вот это пример экспертного комментария.

То есть мне всегда хочется, когда я читаю разные статьи публицистические, политологические, научные и околонаучные, мне всегда хочется, если бы я была преподавателем, дать такое задание: "А вот можешь ли ты, дорогой автор, переписать то же самое, только вычеркнуть все фамилии? Останется смысл в твоем сообщении? Если нет, то ты занимаешься сплетнями. Если да - значит, это и есть твое ядро, твоя научная… хорошо, не научная, а политико-философская идея".

О.О.: Итак, подведем итоги нашего сегодняшнего ликбеза. Мне кажется, он был очень полезен - и не только для журналистов, но вообще для любого телезрителя и слушателя, кто каждый день имеет счастье слушать политологов.

Е.Ш.: Опасайтесь простых прогнозов, линейных, основанных на продолжении сегодняшней тенденции вглубь: "Закручивают гайки? Значит, будут закручивать гайки и дальше, пока все не закрутят. Заасфальтировали полностью всю поляну? Значит, будут ее дальше асфальтировать вторым слоем". Это линейное мышление.

Упрощенные объяснения, вообще слова "все просто". Катастрофизм (это, пожалуй, разновидность простых и линейных прогнозов). Персонализация (о чем мы уже сказали). Конспирологические домики с надписью "Не вылезай - убьет!". Называние большого количества фамилий. Исторические аналогии, уходящие в туманные века. Презрение к компаративистике, то есть отрицание родства между сходными политическими режимами в разных концах мира. Отсутствие апелляции к данным. Фиксация на людях, а не на институтах и не на процессах. Вот плохие признаки плохого комментатора.

О.О.: Спасибо большое. У нас в программе была доцент кафедры госуправления Института общественных наук РАНХиГС Екатерина Шульман.

Как отличить настоящего ученого-политолога от политического спекулянта?

Екатерина Шульман - политолог, чьи труды по праву считаются одними из лучших в стране. Его острая позиция неоднократно вызывала шквал негативной реакции в свою сторону. Однако от этого ее популярность лишь росла, собирая все больше и больше поклонников.

И все же, что нам известно об этом человеке? Кто такая Екатерина Шульман? Каковы ее политические взгляды? И почему к ее мнению прислушиваются другие люди?

Екатерина Шульман: биография

Екатерина родилась в славном городе Туле в 1978 году. Школу окончила в этом же городе, после чего поступила в Российскую академию государственной службы при президенте Российской Федерации. Именно здесь она освоила азы профессии политолога, что, собственно, и определило ее будущее.

Некоторое время Екатерина Шульман провела в Канаде. Здесь она досконально изучила английский язык, а также особенности западной культуры.

Ее первым местом работы стало Государственное управление общей политики в городе Туле. Здесь она провела три года, с 1996-го по 1999-й. После этого ей повезло стать сотрудником аппарата фракции. Так, в 1999 году она заняла должность эксперта Аналитического управления при Государственной думе РФ.

В 2007 году Екатерина Шульман сменила государственное учреждение на частную организацию. Она стала директором по исследованиям в компании PBN Company.

Начиная с 2013 года ее статьи начинают активно фигурировать в различных печатных изданиях. В частности, ее работы можно было увидеть в газете «Ведомости», а также на страницах интернет-порталов Colta и «Грани».

В последнее время она часто выступает в различных телевизионных шоу. В 2016 году Екатерина была особым гостем на программе «Особое мнение», что вещается на радиостанции «Эхо Москвы».

Почему стоит доверять ее мнению?

Начать следует с того, что Екатерина Шульман является квалифицированным специалистом, знающим свое дело. Свою профпригодность она доказала в 2013 году, когда успешно защитила кандидатскую работу на тему «Политические факторы и условия трансформации законодательного процесса на территории современной России».

Также она является доцентом кафедры государственного управления в Институте общественных наук при президенте Российской Федерации. Помимо этого, его научные работы нашли одобрение среди лучших умов России.

на мир

Екатерина Шульман смело высказывает свое мнение касательно того, что творится в стране и за ее пределами. В частности, она постоянно рассказывает о том, что сегодня в России установлена гибридная система власти. То есть она содержит в себе как признаки авторитаризма, так и демократии.

Также Шульман уверена в том, что большинство россиян неверно рассуждают о том, как построено западное общество. Особенно это касается тех вопросов, которые связаны с иностранной системой власти. Она уверена, что их свобода выбора - это действенный механизм, а не простая фикция, как мы привыкли считать.

Муж Екатерины Шульман

Как это ни удивительно, но муж Екатерины Михаил далек от политических баталий. По образованию он филолог, специалист по творчеству Набокова. Но в реальной жизни он борец за права простых граждан.

В последние годы Михаил Шульман пресекает незаконные захваты недвижимости различными рейдерскими конторами. А началось все с того, что один недобросовестный гражданин без весомого на то повода приватизировал чердак, который находился в распоряжении их дома.

С того момента война за право на жилье не прекращается ни на минуту. При этом семья Екатерины Шульман постоянно испытывает давление со стороны своих оппонентов. Доходило даже до того, что Михаила избивали прямо на улице, после чего он еще долго приходил в себя в местной больнице.

Однако Екатерина поддерживает стремление мужа. Более того, она старается ему всячески помочь, используя для этого всю глубину своих знаний.